Дневник человека, который умер. Шаг в неизвестное для возвращения к себе - Михаил Мак

Неистовые схватки с судьбой подразумевает философия воина. Он выбирает себе образ жизни, окружающее пространство, в котором собирается действовать, так я покинул старый образ жизни, исчерпавшее себя поле битвы, и нашел новое, в новом городе, более суровые испытания одиночки, и занимаюсь изучением окружающей обстановки. Это сделало меня совершенно простым, и позволило отсечь все лишнее, и ни чего не усложнять. Вся сосредоточенность вступила в действие в этом незнакомом, и одиноком месте, все чувства обострились, и превратились в борьбу за жизнь, каждая битва может стать последней, в счет идет даже мгновение, но нет необходимости бездумно оголять свой меч. И ты готов действовать здесь и сейчас. Упираясь в стену собственного непонимания, непробиваемости антуража, что окутал в этой схватке, интуиция гласит отойти в сторону от самого себя, и перестать бояться, довериться текущей силе, и тогда она откроет дальнейшие шаги. Путь зовет и некогда колебаться, и медлить, нечего ожидать, сидя на лавочке и щелкая семечки. Мы принимаем на себя ответственность и действуем. Что еще будет ждать впереди? Только дух приключений, манящий аромат осознания, и желания проснуться. Отбросить всю ненужную шелуху банальности въевшейся в кожу и проникающей в душу, но еще слышится голос сердца, и он не позволит дурману матрицы окончательно закоротить круг мыслей. И даже находясь на распутье, сталкиваясь с необъяснимым, неожиданным и непонятным, воин знает лучшее решение. Он отступает, отходит в сторону, и перестает давить на ситуацию, занимаясь чем-то другим. Он живет с полным самообладанием. И даже выходит за пределы человеческих возможностей. Иногда и сам не знает: зачем? Но он дойдет, и его цели станут целями человечества. И в расчет идут уже секунды, превращающиеся в вечность, в борьбе за собственную жизнь время останавливается. Ты нацелен на успех, и кубический сантиметр шанса открывается, когда ты не теряешь ни мгновения. И когда ты, закаленный в боях, дух игры позволяет тебе быть арлекином, и не выходить вперед, не выставлять себя на показ, на первое место. Только пройдя суровую школу, и запомнив, и умея применять все принципы изящного искусства жизни, ты постигнешь этот последний момент искусства сталкинга (Стал-Кинг, король сам себе).

А может я всего лишь гримасничаю и изображаю из себя того кем не являюсь? Сто дней, двести дней, триста дней войны, кого я победил? Наверное, это отголоски все той же усталости. Два пути нам суждено в борьбе пройти. Один из них путь дурака – сражаться со всеми. Победить или умереть. Умерев победить? И тогда откроется второй – без борьбы, без побед и поражений. Но нам это не понятно. Как это? Нас всегда воспитывали в духе соревновательном. Как это? В этом нет ни какой радости. Но мне и предстоит познать, ведь об этом говорят достигшие высот духа, им наверное видней с вершины, чем мне у подножия.

Но я грустный. У меня несносный характер зацикливающийся на печали. Я неудачник и слабак. Мне открыли глаза, но я прячусь в скорлупу своих надежных как кирпич стен, в три кладки, через которые не проходит дух на свободу.

Дух воина заставляет меня сражаться, а дух неудачника не дает победить. И мне останется только умереть. Хочу ли я этого? А может уже и все равно…

Хочется жить просто – в единстве и гармонии природы, а нас заставляют вести какую-то чужую войну. Я даже завидую простакам. Такой божий дурачок, простой как одуванчик – ветер подул, он и полетел. Улыбается. Что же порождает мою печаль? Я бы даже мечтал забыть о том, что умею думать, о том, что пишу, закинуть книги в воду и предаться ветру, и солнцу, звездам и морю. Почему они меня забыли? Сердце наполнено таким, таким огромным желанием как сама луна, уйти туда, где ни голоса, ни звука, ни кого нет, поселиться на лысой макушке луны, обнять ее и погладить, она знает, она одна знает, она давно за нами наблюдает. «На своей луне, я всегда один…» (Мертвые дельфины). Там ни кто не будет смотреть на меня, спрашивать, почему я один, а не с женой? Почему я не найду себе хорошую работу? Еще бы сказали, где такая работа. И там, на моей луне, я сам буду на всех смотреть в полном одиночестве, и тишине молчания, и не надо воевать… ну хотя бы на один день поставили бы лестницу до луны.

17-е, суббота

Кто мы? Куклы или люди? Машины или животные? Живые или мертвые? Реальность это или сон? Так должно быть или может быть как то иначе? Кто я? Откуда я пришел? Куда я иду? Реальна ли реальность или это все матрица? Нельзя столько много выпивать за раз, иначе может съехать кукушка, и в голове появляется всякий бред. Нео, я Нео, где моя таблетка, черный друг? А то я от этого бухла совсем всякую фигню надумаю. Точно, еще пришельцев забыл, ха-ха, зеленые ли мы человечики или двуногие, розовенькие, ха-ха, шоколадненькие некоторые. Инопланетян, я, пьяный инопланетян. Или землян. От гоню. Зажигаю сигарету, выпускаю кольцами дым, жизнь хороша, когда бухаешь не спеша, ха-ха. Пролил баночку пивка… ручка и бумага, какое самое гениальное творение человечества? Да, это ручка и бумага, я же писатель, писатель мать его. Я же напишу, что-то такое эдакое, что-то такое… ведь не даром… Москва сожженная угаром… перегаром, скажи-ка дядя ведь не даром, появилась пьяная страна? Ведь кто-то же навез сюда немеряно бухла? я столько выпил… ха-ха. Зовет меня, что-то зовет, внутренний зов, я тебя слышу, он мне говорит ты для чего-то создан, сделай для чего ты создан. Да, какой внутренний зов может быть сильней позыва белого брата после пива… надеюсь я прочитаю завтра то, что тут накарякал. А может оно и нахрен никому не нужно, пьяный бред неудачника.

Все, я пошел спать, каруселька в голове.

Утро

«И ответил им Иисус: Не ищите Закона в вашем Писании, ибо Закон – это жизнь, а в Писании мертво. Поистине говорю Я вам: Моисей не получал свои законы от Бога написанными, а от Живого Слова.

Закон – это Слово Жизни, изречённое Богом Жизни, переданное живым пророком для живых людей. Во всём сущем записан Закон. Вы найдёте его в траве, в дереве, в реке, в горе, в птицах, в небе, в рыбах, в озерах и морях, но особенно ищите его в самих себе».

Иисус Христос

Опять этот голос, он говорит: «ты должен смотреть без идей, просто наблюдать. Быть наблюдателем без мыслей». Да что наблюдать! Да как без мыслей? Я же писатель! Писатель, черт тебя дери! Выйди из моей головы. Кто ты?

Я – это ты. Я часть тебя. Наблюдай меня тоже, наблюдай себя, наблюдай свои мысли. Ты просто должен знать, что это возможно. Ты сам все увидишь и поймешь. Ты должен знать, что мы – воспринимающие существа. Мы ни чего не генерируем, ни какие мысли не генерируем. Мы наблюдаем и воспринимаем, то что наблюдаем. Тебе этого достаточно.

Черт, я сойду с ума, похмелье это такая гадость. Рассол, хорошо есть волшебный огуречный рассол, настоящий, по бабушкиному рецепту, купил вчера у старушки на рынке, она знает видимо толк в похмелье. Я налил стакан, и уставился тупым, отсутствующим взором на этот стакан. И застыл, зрение помутнело, расфиксировалось, расфокусировалось, стакан раздвоился, я, я, я… но, что за я? Кто за я? Кто находится за я? что-то щелкнуло, я испугался увидев блеск тьмы и пустоты без богов, людей и чертей. Включился в реальность, выпил залпом стакан и закурил дорогих сигарет. Какой я отвратительный дурак, денег нет, а я ведусь на эти понты, и взял дорогие сигареты, мне пожрать толком нечего.

Что ты делаешь со мной, ты идиот живущий в моей голове, а-а-а-а! что это сейчас было? Со стаканом? Нет, не думай об этом. Нет, думай, думай наоборот, черт, я чуть не обосрался. Думал вот щас концы то и отброшу, вот так безвестным, и помру с похмелуги. Спросить бы у кого, что это за херня. Белая горячка? Нет. Она не такая, там белочка должна появиться. Ха-ха. Юмарю, значит не все так плохо, значит – жив еще. Да и дым этот… какой-то отвратительный стал, раньше я испытывал удовольствие, а сейчас что? Отвращение! Хотя после пьянки, всегда хочется курить бросить.

«Он потушил сигарету, единственным смятым бычком в чистой стеклянной пепельнице, и шлепая сланцами, пошел к чайнику, заварить свой любимый зеленый китайский чай с жасмином, плевать что он дорогой, зато вкусный», – подумал он. Подумал Я. Кто подумал? Подумал мой герой. Герой моей книги, моего дневника, но я же герой своего дневника? Ладно. Этот голос – это Аку-аку, такой как был у Тура Хейердала, его помощник. Он тоже мой внутренний писатель.

Подумал Я. Кто подумал? Подумал мой герой. Герой моей книги, моего дневника, но я же герой своего дневника? Ладно. Этот голос – это Аку-аку, такой как был у Тура Хейердала, его помощник. Он тоже мой внутренний писатель.

Кажется, я повторяюсь, повторяюсь… меня два, два… вообще-то писателя должно быть еще больше. Но остальные герои, а этих два, два…